Фрейд Зигмунд. Набросок одной психологии

итный процесс, исходящий от заряженного «я» имеет своим следствием истерическое вытеснение, и тем самым истерическое принуждение (навязчивость). В этом отношении этот процесс кажется обособленным (стоит в стороне) от первичных ψ процессов.

[3] Патологическая защита

Мы тем временем все еще очень далеки от разрешения. Успешность истерического вытеснения отличается и очень значительно, как мы знаем от обычной защиты, о которой мы уже имеем достаточно верное представление. В общем, мы стараемся избегать размышлений о том, что вызывает только неудовольствие, и мы делаем это, когда направляем свои мысли на что-нибудь другое. Однако, если мы тем самым достигаем того, что невыносимое В-[представление] редко появляется в нашем сознании, так как мы, по возможности, держим его в изоляции, все же нам никогда не удается забыть о В настолько, чтобы никакое новое восприятие134 не могло нам об этом напомнить. От такого пробуждения (воспоминания) никто не может быть гарантирован, в случае истерии различие, однако, состоит в том, что здесь всегда становится сознательным, то есть заряженным А вместо В. Таким образом, символообразование является акцией настолько сильной, что проникает через обычную защиту.
Следующим объяснением этих множественных действий было бы то, что в этом виновата большая интенсивность защитного аффекта. Однако, опыт свидетельствует, что неприятные воспоминания, которые неизбежно должны были бы пробудить самое большое неудовольствие (воспоминание о раскаянии за дурные поступки), не могут быть вытеснены или защищены символом. Существование второго условия патологической защиты [стр. 442] – сексуальности – указывает также на то, что объяснение следует искать где-то в другом месте. (444)
Совершенно невозможно предположить, что неприятные сексуальные аффекты по интенсивности настолько превосходили бы все остальные аффекты неудовольствия. Сексуальное представление должно носить какой-то другой характер, позволяющий объяснить, почему только сексуальные представления подлежат вытеснению.
Здесь следует добавить еще одно замечание. Истерическое вытеснение, очевидно, осуществляется с помощью символообразования, сдвига (смещения) на другие нейроны.
Можно было бы думать, что загадка заключена только в механизме этого сдвига и не подлежит объяснению в рамках самого вытеснения. Однако, мы часто слышим в случаях анализа, к примеру, неврозов навязчивости, что там имело место вытеснение без символообразования, и что вытеснение и субституция (замещение) там расходятся по времени. Таким образом, процесс вытеснения должен составлять сердцевину (ядро) этой загадки.

[4] Истерический псевдо протон135

Мы уже слышали, что истерическая необходимость (принуждение) проистекает от особого рода движения Qn (символообразования), которое, по всей вероятности, является первичным процессом, так как оно (символообразование) легко позволяет обнаружить себя в сновидении; что движущей силой этого процесса является защита «я», которая, однако, здесь является чем-то большим, чем обычно [стр. 443]. Нам нужно найти объяснение того, что в «я»-процессе возникают последствия, которые мы привыкли обнаруживать только в случае первичных процессов. Здесь, вероятно, следует ожидать (проявления) особых психических условий. С клинической стороны нам известно, что это все происходит только в области сексуального; возможно нам удастся вывести это особое психическое условие из естественных свойств сексуальности.
Разумеется, в области психического существует особая психическая (445) констелляция (стечение обстоятельств), которая могла бы быть очень полезной для нашей цели. Нам хотелось бы эту, известную нам из опыта ситуацию, пояснить одним примером.
Эмма136 находится сейчас под (влиянием) навязчивости, она не может одна пойти в магазин за покупками. Как обоснование этого (возникает) воспоминание из того времени, когда ей было двенадцать лет (вскоре после пубертата). Она пошла в магазин что-то покупать, и увидела двух продавцов, которые смеялись между собой, один из которых запомнился ей (остался у нее в памяти), она убежала оттуда в каком-то ужасном аффекте.
Относительно этого удалось пробудить у нее мысли о том, что оба смеялись над ее платьем, а один из них к тому же понравился ей сексуально.
Соотношение фрагментов (этой истории) и воздействия этого переживания одинаково непонятны. Если даже она испытала какое-то неудовольствие из-за того, что было высмеяно ее платье, ей полагалось бы давным-давно об этом забыть, с тех пор она одевается уже как дама; кроме того, в ее одеянии ничего не меняется вне зависимости от того идет ли она в магазин одна или в сопровождении. То, что ей не нужна настоящая защита, можно понять по тому, что как при агорафобии ей придает уверенность даже сопровождение маленького ребенка. То, что ей кто-то понравился, с этим тоже никак не связано; также и в этом случае сопровождение ничего не меняет. Пробужденные воспоминания, таким образом, ничего не объясняют ни в навязчивости, ни в детерминированности симптома.
Дальнейшие исследования вызывают второе воспоминание, наличие которого во время сцены I она отрицает. Но, это тоже ничего не проясняет. Будучи ребенком восьми лет, она дважды ходила в магазин одного бакалейщика137 одна, чтобы купить лакомства. Хозяин при этом трогал ее через платье за гениталии. Несмотря на этот первый опыт, она и второй раз пошла туда. После второго раза, однако, она туда больше не пришла. Она упрекала себя в том, что пошла туда второй раз, как будто бы она тем самым хотела спровоцировать это посягательство. На самом то деле, именно состояние «угрызений совести» и возвратило ее назад к этому переживанию.
Мы сможем понять сцену I (с продавцами), если мы привлечем сюда сцену II (с бакалейщиком). Для этого нам нужна только связь между ними, на которой выстраивается ассоциация. Она сама предполагает, что таковой связью был смех. Смех продавцов напомнил ей о той ухмылке, которой бакалейщик сопровождал свое посягательство. Теперь процесс позволяет реконструировать себя следующим образом; в магазине смеются два продавца, этот смех (бессознательно) вызывает (446) воспоминание о бакалейщике. Эта ситуация имеет еще одно сходство с той, она снова одна в магазине. Вместе с бакалейщиком вспоминается и щипок через платье, но она с тех пор уже вошла в пубертатный возраст. Воспоминание разбудило то, что она тогда, конечно, не могла (почувствовать), сексуальное высвобождение, которое заместилось страхом. Этот страх демонстрирует опасение, что продавцы могут повторить посягательство, и она убегает оттуда.
Установлено совершенно точно, что здесь два вида ψ процессов сплетаются в своем взаимодействии, воспоминание о сцене II (с бакалейщиком) произошло совсем в другом состоянии, нежели первое. Происхождение (навязчивости) позволяет представить себя следующим образом [рис. 5]:
На этом рисунке черным138 отмечены те п[редставления], восприятия,139 которые она вспомнила. То, что сексуальное высвобождение также дошло до осознания, доказывает та, иначе непонятная идея, что смеющийся продавец ей понравился. Решение, никогда не оставаться одной в магазине из-за опасности посягательства, выстроено совершенно корректно, если учитывать все фрагменты ассоциативного процесса. Однако, от всего (представленного ниже140) процесса (447) до осознания не дошло ничего, кроме фрагмента «платье», поэтому работающее на основе сознательного мышление сформировало из предоставленного материала: (продавец, смех, платье, сексуальное ощущение) две неверные последовательности (связки), что ее высмеяли из-за платья, и что один из продавцов возбудил ее сексуальные симпатии.141
Весь комплекс (обнаруживаемый при свете дня142) был замещен в сознании одним представлением: платьем, очевидно, самым безобидным из всего. В данном случае произошло вытеснение с символообразованием. То, что итог всего этого – симптом - тогда выстроен совершенно корректно, так что символ в этом не играет никакой роли, является, собственно говоря, особенностью данного случая.
Можно было бы сказать, что тот факт, что ассоциация проходит сквозь бессознательные фрагменты и средства до тех пор, пока не приходит к чему-то сознательному, как это здесь произошло,143 представляет собой совершенно обычное явление. Вероятно, осознания достигает фрагмент, возбудивший особый интерес. В нашем примере примечательным является как раз то, что в сознательном появился не фрагмент, пробудивший интерес [посягательство], но какой-то другой в качестве символа (платье). Если спросить себя о причине сдвига этого патологического процесса, то тут выявляется только одна единственная, сексуальное высвобождение, также засвидетельствованное в сознательном. Оно привязано к воспоминанию о посягательстве, однако, в высшей степени примечательным является то, что непосредственно к посягательству, в том виде как оно переживалось, сексуальное высвобождение прикреплено не было. Здесь представлен как раз тот случай, когда воспоминание пробудило некий аффект, который оно не возбудило в качестве переживания, потому что, кроме всего прочего, пубертатные изменения сделали возможным другое понимание вспоминаемого.144 (материала воспоминания). (448)
Этот случай типичен для вытеснения при истерии. Везде обнаруживается, что было вытеснено какое-то воспоминание, которое лишь впоследствии (в последействии) стало травмой. Причиной такого положения вещей является запаздывание пубертата по отношению к остальному развитию индивидуума.

[5]Условия ***145

Несмотря на то, что в психической жизни, как правило, не происходит такого, чтобы какое-то воспоминание пробуждало аффект, который оно не несет с собой как переживание, все же для сексуального представления это является чем-то совершенно обычным именно потому, что задержка (промедление) пубертата является общей отличительной чертой этой организации. Каждый адолесцентный индивидуум имеет мнесические следы, которые могут быть поняты только с выступлением на первый план собственных сексуальных ощущений, то есть каждый должен носить в себе зародыш (ядро) истерии. Очевидно, нужны какие-то дополнительно влияющие моменты, которые должны ограничивать (сужать круг) этой общей необходимости до небольшого числа лиц, действительно становящихся истериками. Анализ здесь указывает на то, что решающим в сексуальной травме, очевидно, является высвобождение аффекта, и опыт учит тому, чтобы знакомиться с истериками как с личностями, о которых в частности известно, что они путем механического или чувственного раздражения (мастурбация) стали преждевременно сексуально возбудимыми, в какой-то мере можно предположить, что преждевременное сексуальное высвобождение заложено в генах (т.е. является их предрасположенностью). Преждевременное начало сексуального высвобождения или преждевременно сильное сексуальное высвобождение являются, по всей видимости, равноценными. Этот момент следует редуцировать до некоего квантитативного (количественного) фактора.
Но, в чем должно состоять значение преждевременности в сексуальном высвобождении? Здесь весь акцент приходится на преждевременность, так как, то, что именно сексуальное высвобождение главным образом дает толчок вытеснению, зафиксировать невозможно; иначе это бы сделало вытеснение процессом нормальной частоты (частотности). (449)

[6] Аффективные нарушения мышления

Нам не следует упускать из виду, что в основе нарушения нормального психического процесса лежат два условия; 1. сексуальное высвобождение связывается с воспоминанием вместо переживания, 2. это сексуальное высвобождение имеет место раньше времени (преждевременно). Наличием этих двух ингредиентов должно быть обусловлено нарушение, превосходящее нормальную меру, но которое в нормальном (состоянии) подготовлено.
Совершенно повседневным опытом (наблюдением) является то, что развитие аффекта тормозит протекание нормального процесса мышления различными способами. Во-первых, тем, что забываются (игнорируются) многие пути мышления из тех, которые обычно задействованы, как (это происходит) в сновидении [стр. 433]. Таким образом, к примеру, со мной случилось так, что я под влиянием значительной тревоги забыл воспользоваться недавно установленным у меня телефоном. Новый проводящий путь отказывает в состоянии аффекта. Уже проложенный путь, или старшинство берет верх. Вместе с таким забыванием исчезает выбор, целесообразность и логика протекания (процесса), совсем как в сновидении. Во-вторых, хотя забывание и отсутствует, используются пути, обычно избегаемые, в особенности пути к разрядке, действия в аффекте. Наконец, аффективный процесс приближается (по своей природе) к незаторможенному первичному процессу.
Отсюда можно вывести кое-какие заключения. Во-первых, при высвобождении аффекта само высвобождаемое представление усиливается, во-вторых, основная задача заряженного (нагруженного) «я» состоит в предупреждении новых аффективных процессов и подавлении (использования) старых проторенных аффектом путей. Это соотношение можно представить себе следующим образом. Изначально заряженность восприятия как наследница болевого переживания высвободила неудовольствие, усилилась за счет высвобожденного Qn и двинулась вперед к разрядке по отчасти уже раньше проложенным отводящим путям. Известным образом [стр. 430 и стр. 432], после того как было образовано заряженное «я», развилось повышенное «внимание» против новых заряженностей восприятием, которое (внимание) контролировало перетекание (количества) от В(осприятия) с помощью побочных заряженностей. Тем самым высвобождение неудовольствия было квантитативно (количественно) ограничено, и его начало служило для «я» непосредственным сигналом к тому, чтобы организовать (предпринять) обычную защиту [стр. 421, сверху]; таким образом, достигалась гарантия того, что новые болевые переживания со своими пролаганиями путей не возникнут слишком уж легко.146 И все же, чем сильнее высвобождение неудовольствия, тем труднее задача для «я», которое посредством своих побочных (450) заряженностей может предложить противовес Qn только до определенного предела, и, таким образом, вынуждено допустить первичное отведение (количества).
Далее, чем сильнее стремление (Q) количества к отведению (разрядке), тем сложнее для «я» становится мыслительная работа, которая по всем признакам заключается в пробном сдвиге небольшого Qn. [стр. 429, сверху, и стр. 458, внизу.] «Размышление»147 - это требующая времени деятельность «я», которая не может иметь место при достаточно высоком аффективном уровне Qn. Отсюда и преждевременная поспешность и склонность к выбору пути в аффекте по образцу первичного процесса.
Для «я», таким образом, речь идет о том, чтобы не допустить никакого аффективного высвобождения, потому что тем самым допускается (разрядка) первичного процесса. Его лучшим орудием для (осуществления) этой цели является механизм внимания. Если бы высвобождение заряда неудовольствия смогло ускользнуть от него, (корректирующее влияние) «я» опоздало бы. В факте истерического п[севдо] п[ротона]148 нам предлагается именно такой случай. Внимание помещается над восприятием, которое иначе давало бы повод для высвобождения неудовольствия. Здесь же не в[осприятие], но в[оспоминание] высвобождает неудовольствие совершенно неожиданным способом, а «я» узнает об этом слишком поздно, оно уже допустило первичный процесс, так как ничего подобного не ожидало.
Однако, и в другом случае может произойти так, что воспоминания высвобождают неудовольствие. Разумеется, это совершенно нормально в случаях недавних (свежих) воспоминаний. Сначала, если травма (болевое переживание) приходит вовремя, потому что ее производит «я», именно они (воспоминания) ускользают от «я» прежде всего, происходит высвобождение неудовольствия, но в то же время «я» как раз занимается тем, что сооружает побочные заряженности.149 Если заряженность восприятия повторяется, то неудовольствие повторяется тоже, однако, и проложенные «я» пути уже существуют, опыт показывает, что во второй раз высвобождение производится меньше, пока оно, наконец, путем дальнейших повторений не редуцируется до устраивающей «я» приемлемой